Аралов Семен Иванович, автобиграфия большевика

         Аралов, Семен Иванович (автобиогра­фия), родился в г. Москве 17 (30) де­кабря 1880 г., в средней купеческой за­москворецкой семье. Прадед и дед с отцовской стороны вышли из крестьян­ской среды, Каширского уезда. Вскоре после моего рождения начался коммерче­ский упадок семьи. Небольшой коже­венный завод закрылся. В моей памяти сохранился эпизод распродажи живого инвентаря, лошадей, запечатлелось в памяти подвальное помещение, в ко­тором жили и работали рабочие это­го завода. Помещение полутемное. Мы же помещались в верхнем эта­же. Эта разница сильно и резко за­печатлелась в моем сознании. Со смертью деда был продан дом, и небольшие остатки средств были разде­лены между братьями и сестрами отца. Далее братья отца поступили на рабо­ту, отец же стал заниматься комиссио­нерством. Мать умерла на второй год мо­его рождения. Отец не занимался млад­шим сыном. Старший брат был взят на воспитание бабушкой, и я рос один среди взрослых дядей и теток. Отец часто разъезжал, мало бывал дома и остатки средств тратил на то, чтобы внешне не уступить образу жизни зо­лотой молодежи.

         Я помню, что еще с очень раннего возраста мне претила эта жизнь, я тя­нулся вниз к прислуге, к дворнику, к няне. С ними я чувствовал себя хоро­шо. Любил с ними разговаривать, слу­шать их рассказы и сетования на тяже­лую жизнь. Как-то смутно помню чей-то рассказ из прислуживающих об убий­стве Александра II, и этот рассказ глу­боко запал, так что мне впоследствии казалось, что это событие произошло на моей памяти. Из собственн. дома отец с сыновьями перебрался на частную квартиру, сперва большую, потом мень­шую, но все продолжал поддерживать "хороший тон", давать большие вечера, созывать гостей, хотя и происходили по этому поводу разговоры о недостатке денег, дороговизне и пр. Отдали меня учиться по традиции в Моск. коммерч. училище. Но школа меня не удовлетво­ряла, мало с кем из товарищей сошелся. Состав преподавателей был неважен. Учился средне. Помню несколько случа­ев, оставивших глубокий след. Так, ди­ректор приучал нас к шпионству, к вы­даванию товарищей. Он вызывал к себе в кабинет, сперва наводил страх, при­чем стучал ногами, руками, тряс за пле­чи, а потом ласково уговаривал выдать товарищей, совершивших тот или дру­гой проступок. Создавалась ненависть к учителям, к школьной среде. Дома про­тивна была мещанская обстановка. Со­здалась ненависть к отцу, его купе­ческим замашкам, к его презрению к „челяди". И явилось желание противо­поставить себя им. Я старался особой ласковостью, предупредительностью и вниманием расположить к себе домаш­нюю прислугу, теперь уже не много­численную, состоящую из двух чело­век. Они это отмечали и часто бывали на моей стороне, я их иногда подгова­ривал не слушаться и противоречить дя­дям и теткам. Из шестого класса за неуспешность, выразившуюся в получе­нии за закон божий 0 или 1 (точно не помню), я ушел из коммерч. училища и перешел в частное коммерч. училище К. Мазинга, которое и окончил. Там большое влияние на меня оказал историк В. Н. Сторожев. Его уроки явились для меня откровением после уроков „по Иловайскому".

         По окончании училища К. Мазинга вскоре подошло время отбывать воин­скую повинность и заботиться о зара­ботке. К этому времени умер отец, и в дальнейшем моем существовании приняли участие дяди и тетка. Последняя заменя­ла мне мать в смысле внешних материаль­ных обо мне забот. Живя с дядями, служив­шими в торговых предприятиях, я, есте­ственно, не хотел обременять их мате­риальной заботой о себе, и поэтому вопрос о заработке стал играть для меня не последнюю роль. Это соеди­нялось с периодом воинской повинно­сти, не давая возможности отдать все свое время изучению вопросов обще­ственных и исторических. В 1902 г, я поступил вольноопределяющимся в Перновский гренадерский полк, где впервые познакомился с революционными настрое­ниями. Здесь окончательно оформились во мне революционные стремления, кото­рые бродили с очень раннего возраста. Так, напр., во время коронации Нико­лая II я с школьным товарищем Цейсом пошли на Ходынку получать подарки. Товарищ был задавлен. Видел раздавлен­ных людей, женщин с выдавленными не­родившимися еще младенцами. Придя до­мой, я написал прокламацию в несколь­ких экземплярах, в которой обвинял в этой катастрофе царское правительство и Сергия Александровича (в то время моск, ген.-губерн.) и бросил их из окна. Мы жили тогда на Тверской на углу Б. Гнездниковск. пер. Мне было тогда 15 л.. Среди вольноопределяющихся на­ходился студент А.К.Топорков, социал-демократ. Под его влиянием я принял­ся за изучение Маркса. Припоминается мне теперь, с какими трудностями ста­рались мы раздобыть то или другое со­чинение Плеханова, Маркса. В одном из книжных магазинов нам обещали найти запрещенное „Развитие монисти­ческого взгляда на историю", за кото­рую пришлось заплатить найденные с большим трудом 25 рубл. „Коммуни­стический манифест" впервые принес, мне Топорков на французском языке. К периоду отбывания воинской по­винности относится моя первая техни­ческая работа для партийной организа­ции, как хранение нелегальной литера­туры, распределение ее по указываемым местам и первоначальные беседы в ра­бочих кружках. Обстановка казармы и муштра в учебной команде усиливала революционную ненависть к самодержавному строю, и каждое слово, и каждая революционная фраза в «Искре", ко­торую удавалось иногда доставать, укре­пляли революционное миросозерцание в молодежи того времени. Завершив военную учебу, я занялся изучением политической экономии и партийной работой, в которой начал с мелких технических поручений, и затем прини­мал участие в работе над налажива­нием организации московского комитета РСДРП, работал ответственным техни­ком в М. К., затем помощн. организатора Бутырского района, в то время, когда там организатором был т. Евгений (Л. Н. Кудрявцев), затем был пропагандистом.

В это же время я познакомился с разногласиями, царившими в партии и приведшими к расколу. Вращаясь в кругу Топоркова, Щнеерсона (парткличка Сергей), Землячки и др., я убедился в правильности и жизненности точки зре­ния большевиков и разделял ее во все последующее время. В эту эпоху на­чало, как известно, развиваться усиленно общественное движение. Война с Япо­нией оказала огромное влияние на все оппозиционные группы. Немного ранее этого времени стали появляться общественно-литерат. журн.: "Жизнь^", журнал „Правда", газета „Курьер", „Мир божий", высказывая, хотя и эзоповским «зыком, революц. настроение маркси­стской мысли. Мобилизация, вызванная войной, коснулась и меня, но, в виду болезни, я получил временную отсрочку с осени 1904 г. до весны 1905 г., когда был призван и зачислен в Ростовский волк прапорщиком. Вскоре я получил новое назначение, на фронт, в Манчжу­рию. Поехал я туда с поручением от московской партийной организации к писателю Гарину (Михайловскому), изве­стному своими очерками „Детство Темы", „Гимназисты" и „Студенты". По приезде в Харбин приступил к революционной работе среди солдат своего волка. С подъемом революционн. движения, стал выступать на солдатских митингах в качестве агитатора. Призыврал к восстанию и захвату власти, к недверию октябрьскому царск. манифесту. Весть об агитации какого-то прапорщика дошла до военного командования и генерал Надаров приговорил меня заочно, не зная моей фамилии, к расстрелу. Пришлось скрываться по манчжурским деревням и в небольших городах. А когда началась самочинная демобилизация, я вместе с волной солдатских масс, хлынувшей в Россию, направился в Москву. В Москву я попал к концу московского восстания, когда Пресня дымилась   затухавшим   огнем   революции . Квартира моя была около Зооло­гического сада. В ней был склад оружия, литературы, и вместе с тем она слу­жила явочным местом для партийных то­варищей. В это же время я вступил в военную организацию московского коми­тета, которая организовывалась во главе с т. Ярославским, Землячкой и др. на неостывшем еще пепле баррикадных реду­тов. Всецело посвящаю себя работе в ней, исполняя различные поручения, уча­ствуя в собраниях военной организации. Одновременно с этой работой я посту­пил в Московский Коммерч. институт, где тогда велись занятия по вечерам, и в один из московских банков, вместе с тем подрабатывая репититорствованием. Немного ранее этого времени я же­нился. Появились семейные заботы, не дававшие возможности быстро окон­чить Коммерческий институт; партийная работа отнимала у меня большую часть времени. В 1907 г. произошел провал собрания, съехавшихся из разных мест представителей военных организаций. Были арестованы видные руководите­ли, и работа расстроилась. Пришлось оставить временно непосредственную работу партийной организации, но я продолжал учиться в Коммерч. инсти­туте и поступил наставником в Рукавишниковский исправительный приют для малолетних преступников и одно­временно вел занятия на Пречистенских вечерних курсах для рабочих, где руко­водил экскурсиями, кружками по изу­чению политической экономии и зани­мался партийной пропаганд, работой. Так шло до 1914 г., когда с началом империалистическ. войны был при­зван на военную службу в качестве пра­порщика и зачислен в 7-ой гренадер­ский Самогитский полк. Вскоре был перечислен в Сухаревский полк 54 ди­визии, с которым и отправился на фронт. На западном фронте был перебро­шен в 28 дивизию в Новоторжский полк в Восточной Пруссии, где сразу же принял участие в сражении. Во время войны пришлось участвовать более, чем в 20 сражениях.

         С начала февральской революции 1917 г. принимаю деятельное участие в общественном движении, выступая на митингах и пользуясь среди масс популярностью. С возникновением войсковых организаций, меня выби­рают сначала в полковой, затем в ди­визионный и, наконец, в армейский ко­митет 3 армии. Вместе с тем был выбираем на съезды, конференции, со­вещания, в которых принимал деятель­ное участие, обнаруживая симпатии к интернационалист. течению в РСДРП, но не долго, всего 2—3 месяца. За пе­риод с февраля по октябрь был де­легирован на различные совещания, уча­ствовал на заседании Предпарламента, во Всероссийском Комитете и т. д. Вскоре, однако, разочаровался в бес­плодной работе демократических сове­щаний, оставил их и вернулся вновь в полк, к самой солдатской массе. Я оставался в ней до октябрьского пере­ворота, когда с наступившими новыми днями был выбран помощником коман­дира полка. Со своим полком был переброшен в Гельсингфорс, где и про­извел его расформирование. Явившись в начале 1918 года в Москву, присту­пил к работе в штабе Московск. Воен­ного Округа в качестве руководителя оперативным отделом (оперодом). Затем из Московского Военного Округа был переведен заведующим оперодом Наркомвоена. Здесь работал до осени 1918 г. и, когда был организован Рев­военсовет Республики, был назначен членом его. В 1919 г. был откоманди­рован на Украину для организации XII армии, членом Реввоенсовета кото­рой состоял вплоть до окончания войны с белопольским правительством. После этого был назначен членом Реввоенсовета юго-западной армии и при­нимал участие в отражении белогвар­дейских полчищ Деникина, петлюров­цев и Махновских банд. По заверше­нии борьбы участвовал в Комиссии по перемирию в Бердичеве. Далее был назначен в комиссию по сформирова­нию Киевского Военного Округа. По завершении этой работы был пере­веден для работы в Нар. Комиссариат по иностр. делам полномочным пред­ставителем в Ковно (Литва), где про­был до весны 1921 г., а затем с октя­бря 1921 г. назначеи полн. представи­телем в Ангору (Турция) и пробыл до апреля 1923 г. С 1923 по 1925 г. состоял полн. представителем в Риге (Латвия) и, наконец, в апреле 1925 г. был назначен членом коллегии Нар. Комисс. по ино­странным делам.